Чужие игрушки. Часть 2 - Сергей Максимович Ермаков

– Смутно. Твой Николай у меня про него уже спрашивал. Сколько тогда мимо нас народу прошло, всех не упомнишь.

– Пришел тогда заказ на обеденный стол. Работяги в артели все морды воротят. Столов вот сколько стоит, выбирай – не хочу. Боялись, что обманут и заплатят мало. А я взялся. Понял, что надо сделать, что-то эдакое. Сделал стол с инкрустацией. Соскучился по красоте и настоящей работе. А, Александр Иванович, как увидел стол, говорит:

– Покажите мне мастера, который этот стол сделал.

Привели его ко мне.

– И он, что тебя, Федор Петрович, сразу признал?

– Нет Витя. Не признал. Да и я его не сразу признал. Кому из нас могло в голову прийти, что здесь встретимся. Только когда наш бригадир стал к нему по имени-отчеству подъезжать, что-то во мне шевельнулось. Ну а уж когда назвал его, товарищ Никитин, тут вспомнил я его. Но, молчу. А чего рассказывать? Что я, его бывший сослуживец, в настоящее время просто бывший штрафник. А, он в костюме в шляпе. Куда тут сунешься. И человека скомпрометируешь, и сам опозоришься. Но, сердце екнуло. А, он меня давай звать на завод. Нам, говорит, такие умельцы нужны. Ну и не удержался я. Попросил прощение у своих товарищей, что ухожу из артели, а бригадиру шепнул на ухо, что может еще вернусь. Думаю, узнает обо мне Никитин побольше, и знать меня не захочет. Но нет, оказался он мужик стойкий. Долго он мне в лицо смотрел, когда я ему свою фамилию назвал, а потом обнял и слезу утер. Думаю, пришлось ему за меня тогда на верху повоевать, но отстоял. И началась у меня другая жизнь. Своих артельщиков, я потом несколько раз навещал. Зла они не держали, порадовались даже за меня.

– Дальше, стукнул пятьдесят седьмой. Из ГДЛ всех репрессированных реабилитировали. И меня реабилитировали. Предложили восстановиться в партии.

– А ты?

– А, я не стал восстанавливаться, Витя. Такие вот дела. Ладно, вот тебе все рассказал, как камень с души снял. Легче стало. Давай еще выпьем.

– Слушай Федор, а Николай, говорит, что эта ваша квартира вам досталась от Никитина.

– Да, он когда пошел на повышение, пробил мне ордер на эту квартиру.

– И кем он был в вашем городе?

– Первым секретарем райкома партии. Фигура.

Федор Петрович поднял вверх указательный палец.

– А, ты кем здесь трудился?

– Рабочим, со временем бригадиром стал.

– Чего же он тебе не помог. Ты же голова. Он же тебя знал.

– Почему не помог? Помог. Квартиру вот устроил, мы до этого в комнате, в коммуналке жили.

– И все? Он же тебя знал, как облупленного.

– А, что еще? Что ты хочешь, Витя? Он первый секретарь, а я вошь лагерная. Руку подавать не стыдился и на том спасибо. Заходил в гости по праздникам. А, если быть честным, предлагал он мне помочь, но я отказался. Стал бы он меня проталкивать, точно бы карьеру себе сломал. Да, и не нужно это было мне. Я работяга, Витя, и начальником быть никогда не хотел. Так что, судьбой своей я доволен. Да и потом, ему-то я всего о себе, как тебе сейчас, не рассказывал. Он знал только то, что сам видел. Хотя, наверняка, дело мое ему показывали. Короче, хочешь узнать скурвился он или нет? Нет Витя, он остался человеком.

– А, научной деятельностью значит завязал Федор Петрович. Почему?

– Потому. Просто жизнь тогда уже дала крутой поворот, лучшие годы коту под хвост пошли.

– Тебе ли говорить, Федор, что лучшие годы коту под хвост пошли. Если бы не ты, не такие как ты.

– Да, ладно тебе, Витя. Потом, ты знаешь, я за собой в омут людей тянуть не привык. И, Никитина тоже не хотел подставлять, да и других тоже. Мог навлечь на людей беду.

– Ну, так бы и говорил.

– А, я так и говорю.

– Да уж. Засиделись мы с тобой Федор Петрович. Пора и честь знать.

– Ты, Витя, куда это собрался?

– Гостиница здесь в городе есть? Тебе с сыном надо пообщаться.

– Обидеть хочешь старый друг? Думаешь, Федор Хромов, на ночь глядя, гостю на дверь укажет? Нет, шалишь, если спешишь, то завтра поедешь. Если дела не особо ждут, сделай милость, погости. Места всем хватит. Чай, я не в землянке живу. Ты мне лучше скажи, как там мой Николай?

– Светлая голова, трудяга. Надежда нашего предприятия.

– Не врешь? Не хочешь, по старой дружбе, горькое подсластить?

– Истинная, правда. Ты не поверишь, я только вчера узнал, что он твой сын. Это он по фотографии тебя узнал.

– Какой фотографии?

– А, помнишь, мы сфотографировались, когда тебя в разведку забрали, а ты с взводом зашел попрощаться.

– Что и сохранилась?

– Занесли мне эту фотографию в медсанбат после того боя. Храню. Да, чуть не забыл, шахматы, что вы с Николаем Федоровичем сделали в подарок сыну Никитина, сейчас у меня.

– Как так?

– Купил их в антикварном, а Николай их узнал.

– Как в антикварном купил?

– Так вышло Федор. Вернемся, разберусь, если украли их у Никитиных верну, слово даю.

– Витя, а чем вы занимаетесь, в смысле, что у вас за работа?

– Продуктами питания. Кушать-то все хотят. Так что работы у нас хватает. Опыт есть, новые технологии внедряем. Сын твой, Федор Петрович, и внедряет передовые достижения науки в дело обеспечения граждан качественными и дешевыми продуктами питания. Слушай Федор, а Николай у тебя один сын?

– Нет, четверо у меня детей, трое пацанов, одна дочка. Он средний. Разъехались, приезжают редко. Мать переживает за них. А, у тебя как?

– Да, та же картина. Трое. Домой калачом не заманишь. Все самостоятельные стали.

– Знаешь Витя, я только сейчас понял. Не умел я своего отца, выслушать. Видел, что он мне многое и важное сказать хочет. А, у меня все какие-то дела находились. Думал успею еще. Это сейчас, мы старики, свой конец чувствуем. А, тогда, в молодости, казалось, что жизнь вечная, все успеем. Вот и нашим детям все некогда. Наверное, это просто жизнь. Мы хотим их уберечь от ошибок, которые сделали сами, а они хотят свои шишки самостоятельно получить. Ну что еще накатим? Или сразу спать?

– А, уснем? Я так рад Федор, что мы встретились.

– И я рад, значит, еще накатим. Сейчас я в разведку на кухню сгоняю, принесу выпить и закусь заодно прихвачу.

Пазл 50. Витькин кораблик

Мать прервала воспоминания Николая:

– Что соскучился по дому Коленька? Я сейчас гостя спать уложу, а то Борис устал, у него глаза слипаются. Целый день за рулем. Я быстро, я сейчас вернусь.

Она с Борисом вышла из кухни. Николай машинально стал убирать со стола посуду и мыть ее. Вернулась мать:

– Да, что ты, Коленька. Я сама. Ты тоже спать ложись. Устал наверное с дороги.

Николай вдруг почувствовал себя виноватым:

– Да, нет мам, я тебе помогу. Что ты все одна. Стол нам накрыла, все приготовила. Мне не трудно.

– Коля, ты погостишь у нас? Хоть посмотреть на тебя, когда еще свидимся.

– Немного погостим. Виктор Петрович наговорится с отцом, поедим. Работа ждет.

– Вырос ты сынок, взрослым стал. Ладно, я сама здесь все уберу, иди ложись. Я тебе как обычно в твоей комнате постелила.

Последней мыслью перед тем как Николай заснул была:

– Интересно, а сохранился еще тот кювет где мы в детстве пускали кораблики? Завтра схожу проверю.

Ребятишки Колькиного двора приносили свои игрушки во двор. Игрушки были в основном самодельные. Это были деревянные мечи, луки, деревянные ружья и деревянные копии стрелкового оружия. Если игрушки были корявые, значит были сделаны мальчишками самостоятельно, если они выглядели привлекательно, значит к ним приложили руки отцы мальчишек. Покупные игрушки были редкостью и ими дорожили. По весенним ручьям ребятня дружно пускала кораблики. Самый большой ручей протекал в кювете, который видимо с целью отвода воды и был вырыт вокруг дома. Ручей пробивался через заторы еще не растаявшего снега. Кораблики пускали как по очереди, так и по нескольку сразу. А потом бежали за ними, перескакивая с одного края кювета на другой, чтобы поправить остановившийся кораблик. Эти уловки сопровождались недовольными криками:

– Так не честно! Ты его не подталкивай, пусть сам плывет.

Иногда прыжки через кювет оказывались не совсем удачными, валенки в резиновых калошах оказывались в воде и намокали. Когда очередной кораблик подплывал к пешеходному мостику через кювет, пацаны дружно перебегали на другую сторону мостика, и ждали, когда кораблик выплывет. Выплывали далеко не все кораблики, некоторые застревали под мостиком надолго. Они выплывали уже не по очереди. Они выплывали не тогда, когда их ждали, а появлялись неожиданно после корабликов, пущенных после них. Некоторые кораблики застревали под мостиком навсегда.

В один из таких весенних дней и появился Витька. Жил он в другом доме. В округе этот дом называли райкомовским. Чего его тогда понесло к Колькиным друзьям не понятно. Внимание к Витьке было привлечено чьим то возгласом:

– Рёбя смотри, к нам райкомовский пилит.

Покинутые кораблики, некоторые грустно и обиженно застряли, другие радостно окрыленные свободой устремились в неведанное. Ребятня дружно уставилась на чужака, ища малейшего повода чтобы вспыхнула ссора. Не накостыляли ему тогда сразу, потому, что были потрясены тем какой кораблик был у него в руках. Это, как Колька узнал значительно позже, была уменьшенная копия трехпалубного парусника «Крузенштерн». Витька разочаровал ожидание мальчишек тем, что не выпендривался и смотрел на них совсем не заносчиво. Он подошел к ближайшему к нему из пацанов и протянул ему свой чудо корабль: